Марина:

Несколько лет назад я сделала аборт. Тогда как-то не пережи­вала особенно, а чем больше времени проходит, тем чаще вспоми­наю, и такая тяжесть... Мне и сейчас очень тяжело и стыдно про это говорить. Кажется, что все в группе осуждают.

Ведущая:

Ты хочешь знать точно, так это или нет?

Марина:

Нет! Или да. Хочу.

Ведущая:

Прежде чем Марина начнет работать, давайте услышим, какие чувства ее будущая работа вызывает. Мы уже знаем, о чем она.

Участница группы:

Дикое, животное сострадание. Мне самой не при­шлось, к счастью, через это пройти, но это не моя заслуга.

Вторая участница:

Понимание. Я так же "не переживала", но это было столько лет назад и, честно говоря, столько раз, что мне уже не отмыться. А Мариночка у нас молодая, и лучше пусть эту тяжесть оставит здесь.

Третья участница:

Зависть. Твоей смелости завидую. Я бы не смогла даже здесь.

Четвертая участница:

Страх.

Пятая участница:

Я чувствую физическую боль и тяжесть внизу, и по­ясницу поламывает. Как сами знаете после чего.

Шестая участница:

Марин, мы здесь все не святые, просто у многих уже отболело. Держись!

Седьмая участница:

Всколыхнулась собственная вина.

Восьмая участница:

Сочувствие, хочется поддержать. Я готова играть любые роли, пусть даже самые ужасные.

Девятая участница:

Давай, Мариша, ты молодец, что вообще эту тему подняла. У меня дочка твоего возраста. Я с тобой.

Десятая участница:

А мне очень страшно, так страшно, что даже вый­ти хочется. Но я не выйду.

Одиннадцатая участница:

Я сразу провалилась в свою память. И очень мне туда не хочется, но, наверное, надо.

Ведущая:

То, что ты услышала, для тебя как-то меняет дело?

Марина:

Мне легче, хотя я все равно до конца не могу поверить, что это могут принять, особенно те, у кого дети.

Ведущая:

Работаем?

Марина:

Работаем. О результате... Я хотела бы, чтобы немного отпусти­ло. Я не снимаю с себя ответственность, я только хочу, чтобы эта память не так терзала. Мне кажется, что без этого результата о ребенке даже думать нельзя.

Ведущая:

Отпустило — что?

Марина:

Голоса, картины. Голос, который говорит, что я дрянь, женщина без совести, убийца. И голос, который говорит, что ничего осо­бенного, подумаешь, с кем не бывало.

Ведущая:

Давай услышим их во всей красе.

(Марина выбирает из груп­пы Осуждающий Голос и Наплевательский Голос, меняется роля­ми с первым. Вот что он говорит.)

Марина (от имени Осуждающего Голоса):

Ты — убийца, и нечего отво­рачиваться. Как ты можешь жить после этого? Ты еще будешь на­казана! Ты не родишь здорового ребенка, ты вообще не родишь или умрешь молодой от какой-нибудь мерзкой болячки. Что ты ежишься, что ты плачешь теперь? Раньше надо было думать!

Голос настолько общеизвестный, что я предлагаю группе присоединиться и подублировать его. Получается вот такой хор фурий:

—  Ты погубила свою душу, тебе нет прощения.

—  Развратная дрянь, так тебе и надо, мучайся теперь.

—  Только дуры попадаются.

—  Да, теперь тебе уже и терять особо нечего.

—  Как ты могла? А если бы я в свое время от тебя избавилась? Ты думаешь, ты мне была очень нужна тогда?

Марина все это время пребывает в роли Осуждающего Голоса, удовлетво­ренно кивает, повторяет подсказанные обвинения, а сразу за последним, без паузы продолжает:

Марина (от имени Осуждающего Голоса):

Легко жить собралась, без по­следствий? Да ты знаешь, что теперь с тобой может быть? Раньше надо было думать!

Ведущая:

Осуждающий Голос, Вы чей?

Марина (от имени Осуждающего Голоса):

Я — Мать! Я возмущена сво­ей идиоткой-дочерью. Нет, ты слушай, я тебе еще не все сказала!

(Обмен ролями, повтор, на этот раз Марина все это слышит, стоя напротив Фурий, а главный Обвиняющий Голос превратил­ся в Мать).

Ведущая:

Когда ты слышишь все это, что с тобой происходит?

(Марина съеживается, сначала стоя, потом на коленях, потом и вовсе сжимается в комок на полу в позе эмбриона; слышен глухой за­давленный голосок.)

Марина:

Для меня все кончено, мне нет прощения, лучше умереть и ничего не чувствовать.

(К ведущей)

И тут раздается второй.

(Об­мен ролями).

Марина (от имени Наплевательского Голоса):

Что ты разнюнилась? Ты что, первая? Какое там убийство — восемь недель! Кусок мяса, бо­родавка. Выскоблилась — и отлично, спасибо, что под наркозом. Все прошло удачно, сплюнь и забудь. Не будь ханжой, никому твои сопли не интересны. И не вздумай ему ничего рассказы­вать — сам подставил, сам же первый и осудит. Мало того, что бросит, еще и в душу наплюет. Если мы такие нежные, раньше ду­мать надо было!

Ведущая:

Наплевательский Голос, а Вы кто?

Марина (из роли бабушки):

А я — ее бабушка, медработник. Да, я не одобряю, но не рожать же ей! Кому сейчас этот ребенок нужен? Конечно, думать надо, прежде чем в трусы пускать. Но лично я тоже на кресле враскоряку свое отверещала, а как же? Потом на козлов этих вонючих смотреть не могла. А Лариска у нас — хан­жа. Не пойми в кого. Между прочим, она тоже не планировалась. Прошлепала. Замоталась по дежурствам, муж как раз гулял оче­редной раз. Опоздала.

Ведущая:

В каком году это было?

Марина (из роли бабушки):

Да в пятьдесят шестом, не так давно и раз­решили-то нам свободу эту. И на том спасибо. Легально, с боль­ничным, чего ж еще? Скоблись не хочу! Моя заведующая, между прочим, их сделала семнадцать. И ничего!

Ведущая:

Марина, выйди из роли бабушки и стань своей мамой Лари­сой. Лариса, Вы хотите что-то сказать своей матери, Марининой бабушке?

Марина (из роли матери):

Мама, почему ты такая грубая, злая, за что ты меня ненавидишь?

(Обмен ролями, Марина отвечает из роли бабушки.)

Марина (из роли бабушки):

За что, за что — за то самое. Я с тобой вля­палась, да ты еще и болела: то уши, то коклюш, то корь в садике. Сергей совсем от рук отбился, на работе недовольны, ты гундишь... Да не тебя я ненавижу, дура ты моя правильная. Жизнь я эту распрекрасную в гробу видала. Больше ни разу не опоздала, ни-ни: все как по писаному, девять недель — и привет танкистам! И нечего на меня пялиться, как будто ждешь чего. Я лично тебе дала все, что могла! И уж за тобой присматривала будь здоров! Ах, скажите пожалуйста, я переписала ее записную книжку! Ах скажите, я рылась в ящиках! Я тебя оберегала, дура, и правиль­ность твоя — моих рук дело, твоей заслуги тут нет! Тоже мне, целка-невидимка... Ты бы за своей девкой смотрела, как я за то­бой. Может, и уберегла бы. А ты только и знаешь, что морали ей читать. А какое твое право, что ты вообще в жизни испытала?

(Обмен ролями, Марина снова в роли своей матери Ларисы.)

Марина (из роли матери):

Мама, пожалуйста, помолчи минутку. Мариша, девочка, я на тебя свалила слишком много. Я говорю тебе то, что до сих пор не отваживаюсь сказать своей матери, потому что я до сих пор ее боюсь. Но и ты меня пойми: ведь я живу случай­но. И она никогда не забывала мне об этом напомнить. Ты — не случайность, не ошибка. Это главное.

(Обмен ролями, Марина от­вечает матери).

Марина:

Мамочка, мне тебя жалко. Мне и бабушку теперь жалко, ты не смотри, что она такая железная, она не злая, это не то. Баба Тома, неужели тебе никогда не было жаль? Себя, дочку, тех деток?

(Об­мен ролями.)

Марина (из роли бабушки):

Да вашу мать, не могла я себе такого позво­лить! Я бы волком взвыла, а какой вой — жила в коммуналке, ра­бота сменная, час десять трамваем, муж гуляет, что вы все пони­маете?