Одна из замечательных особенностей психодрамы заключается в том, что другие участницы (даже те, кто не занят в ролях) всегда примеряют на себя и свою жизнь "шкуру" героини, как если бы сами побывали там, тогда, с теми, кто...

Действие вовлекает больше, чем разговоры, да и правды в нем больше — той личной, субъективной правды, которую героини отправляются искать. Еще одна важная деталь: в начале дня мы обязательно договариваемся о нескольких простых правилах:

•   ни в каких сценах, сколь бы бурными они ни были, мы не причи­няем физического ущерба себе и другим;

•   все, что делается и говорится на группе, конфиденциально — при желании где-то что-то рассказать мы обязательно меняем имена и узнаваемые обстоятельства (и на этих страницах вы не встретите ни одного настоящего имени или географического на­звания);

•   от предложений ведущей можно и нужно отказываться, если они тебе по тем или иным причинам не подходят.

Эти правила делают нашу работу более безопасной — в том, что она нуж­дается в такой "страховочной сетке", вы скоро убедитесь сами.

А по завершении действия всегда бывает разговор о том, какие чувства, связанные с собственным опытом, "зацепила" чья-то история. Это очень важная часть наших дел в группе: здесь героиня получает поддержку (ты не одна, это знакомо, мы с тобой), но одновременно и группа может выска­зать наболевшее, поделиться своим — причем не путая "свое" и "не свое". Что бы мы ни испытывали, глядя на чью-то работу и сопереживая ей, это чувство возникло не впервые, а сейчас мы сердимся, не можем унять слезы или трясемся от страха не

по причине

работы героини, а только лишь

по поводу

ее. Причины слез, гнева или дрожи коренятся в собственной жизни, опыте каждой участницы, а работа героини только открывает дверцу к ним, позволяет им выйти на поверхность. Этот разговор о чувствах в пси­ходраматической традиции называют шерингом, и первые несколько раз бывает непросто удержать разгоряченную группу от советов, оценок и по­пыток "учить жить". Непросто, но совершенно необходимо: совет или ин­терпретация — это всегда уход от своего опыта, а сообщение о чувствах может быть равно важным и для говорящей, и для слушающей: "Когда ты заговорила о ситуации, которую не любишь вспоминать, я впервые испуга­лась по-настоящему. До дрожи, сильно. И конечно, всплыла ситуация, кото­рую я много лет как бы не помню. Как бы. Она тоже связана с физическим унижением. Это было...". Отработавшая героиня только слушает, в самом конце может сказать группе пару слов — уверяю вас, в этом "послеопера­ционном" состоянии вести длинные разговоры особо не тянет. Чаще всего просто благодарят за поддержку, обязательно выводят из ролей всех вспо­могательных лиц и предметы, которые имели какую-то символическую на­грузку: мы очищаем пространство, внутреннее и внешнее, для следующей работы.

Есть еще четвертое правило: его я ввожу по ходу дела, когда оно может быть понято и уже имеет какой-то смысл. Мы договариваемся о том, что все, кто работал со своим материалом, пару дней подождут с принятием важных решений (особенно "по теме") и воздержатся от попыток бурно обсуждать свою работу (особенно с "заинтересованными лицами", о кото­рых шла речь в самой работе). Искушение немедленно поменять в своей жизни все или схватить телефонную трубку и начать не то мириться, не то ругаться, не то резать правду-матку — велико. Поддаваться ему — не сле­дует. В эмоционально заряженном, "искрящем" состоянии можно и дров наломать, а уж решений напринимать таких... Главная психодраматическая работа делается не во время разыгрывания, даже не во время разговора о чувствах: она происходит глубоко внутри, где душа в своем привычном внутреннем плане перерабатывает все, что с ней происходило во время психодраматической сессии. Тогда-то и рождаются новые мысли, возника­ют чувства, связываются между собой воспоминания и обрывки кем-то ска­занных фраз, снятся новые сны. На это нужно время.

Группа и ведущая — только катализаторы; каждая из нас возвращается в свою реальную жизнь, где нам и дальше жить; все изменения и прозрения должны быть с этой жизнью увязаны. На это тоже нужно время. Сорок во­семь часов — это "минимум для безопасности", уравновешивающий интен­сивность группового опыта. Дальше все равно приходится принимать свои решения и продолжать свой путь.

КОРОЛЕВСТВО КРИВЫХ ЗЕРКАЛ

Но что это мы все о мрачном и серьезном: темный лес, говорящая загадка­ми Баба-яга, страхи да тяжелые воспоминания — так и до морщинок на лбу недалеко. Лоб же, понятное дело, должен быть гладким, если же его вообще многовато, лучше прикрыть избыток челкой. Так советуют стили­сты, а им виднее. Скажем спасибо за заботу и заглянем в обычную жен­скую группу в одну из суббот.

Обычно первый наш шаг мало напоминает знакомство в традиционном смысле слова — этот ритуал сильно подпорчен многократным повторени­ем в официальных или светских ситуациях. Начнешь с него — и вытащишь все привычки общения с "чужими", когда невольно контролируешь, "как сядешь, что скажешь" (даром, что мужчин поблизости нет). Мы начинаем с разминки, которая позволяет и рассмотреть подробнее тех, с кем свела судьба в этом совместном "путешествии", и кое-какие мысли прояснить, и каждой незаметно решить для себя, на какую работу, какую степень откры­тости, какую глубину общения можно отважиться в этой группе.

Как правило, в начале такой разминки я предлагаю разбиться на пары по какому-нибудь странному и неожиданному признаку. Например, объеди­ниться с той, которая кажется самой непохожей внешне. Понятно, что сходство и различие — дело сугубо субъективное: кто смотрит на рост, а кто на цвет волос. Тем и занятно. Разговоры у нас идут короткие — обыч­но две минуты говорит одна, две минуты другая, а потом пара распадается и на новую тему уже можно поговорить с новой собеседницей. Темы для этих двухминутных разговоров не очень обязывают, хотя каждую при же­лании можно было бы развернуть в многочасовую групповую работу. Вот, например, о чем я просила поговорить "для разогрева" последнюю группу:

•   Какие стереотипы, "перлы народной мудрости" в отношении женщин вас особенно задевают?

•   Когда — давно или недавно — вы испытывали яркое, отчетливое чувство "Боже, как хорошо быть женщиной!"?

•   В каких своих жизненных ролях вы чувствуете себя "на месте", в согласии с самой собой, а какие даются с трудом или просто не нравятся?

•   Кто из знаменитых женщин всех времен и народов вызывает у вас чувство восхищения — "Какая женщина!" — и чем?

•   Что обычно говорят маленькой женщине с припевом: "Ты же де­вочка!", что считается обязательным, "в жизни пригодится", за что хвалят, ругают, стыдят?

Бывают и другие темы, иногда возникающие на ходу, в ответ на какую-ни­будь реплику или реакцию — нам важно сразу окунуться в пестроту, бо­гатство воспоминаний и примеров, признать право думать и чувствовать по-разному — и, разумеется, право быть выслушанной и выражать себя "своим голосом". А уж после разминки, когда хотя бы половина группы больше не кажется чужой, обрела голоса и лица, мы садимся в круг и гово­рим о том, с чем каждая из присутствующих хотела бы поработать в этот день, что ее привело к нам.

И вот однажды почти в начале группы мы слушали, кто с чем пришел — как обычно. Перечислено было многое: сомнения по поводу смены работы и фантомные боли [8] после мучительного развода, отношения со старой ма­мой и со взрослым сыном, эмоциональная зависимость от мужчины и поиск нового дела в жизни, неумение сказать "нет" друзьям и родным, пережива­ние одиночества в семье, муки ревности, желание больше радоваться уже достигнутому успеху. Были страхи, надежды, поиск ресурса, изменение приоритетов — все, что важно. А одна веселая дама — назовем ее Наталь­ей — говорит: